С.С. Хоружий

Аскетика православия и идея синергии

Хоружий Сергей Сергеевич - доктор физ.-матем. наук, зав. лабораторией «Синергийной антропологии" Института Человека РДН, руководитель издательского проекта "Синергия. Проблемы аскетики и мистики православия" (Грант РГНФ 95-06-17362).

Интеллектуальная и культурная ситуация сегодня в России невесела, но, в сущности, не так уж сложна. На всем печать кризиса: все действия носят, по преимуществу, спасительно-оборонительный характер. Усилия, в основном, направлены к выживанию, причем у подавляющего большинства  чисто личному, индивидуальному, и по возможности переходящему в столь же личное преуспевание, ничуть не смущающееся общим бедствием. Крах насильственного коллективизма породил, как обратную волну, безудержный взрыв, разгул откровенно индивидуалистских реакций и моделей поведения. Все формулы и понятия, такие как "общественный долг", "государственные интересы", "общее благо", стали пустыми звуками, употребляемыми исключительно в целях демагогии; и сам тип сегодняшней экономики определяют оригинальным эвфемизмом "экономика физических лиц", пристойно-наукообразно выражающим абсолютное равнодушие каждого к судьбе всех, разрыв внутренних связей, повлекший полную обманность всех внешних гарантий и обязательств.

В сфере мысли, культуры выживание диктует две простейшие, элементарные стратегии: цепляться крепче за свое старое, твердое, неизменное  или прицепиться скорей к сильному, процветающему чужому. Очевидным образом, эти две альтернативные стратегии в примитивной форме воспроизводят традиционную оппозицию русской идейной жизни, оппозицию славянофильства и западничества. Важно не принять этой отжившей альтернативы. Даже и в не столь вульгаризованной форме, а в самом своем существе она давно исчерпала плодотворность и уже в канун революции, в эпоху Серебряного Века, начинала сменяться иной парадигмой, несущей элементы духовного синтеза. В этой зарождавшейся парадигме "свое", т.е. духовная традиция Православия, какою она сложилась и жила в России, отнюдь не была статичной, застывшей формой, служащей лишь для простого повторения. Все больше осознавалось, что верность вере нашей, верность Христу, будучи верностью не букве, а духу, является творческим и динамическим понятием  ибо означает, в сути своей, то творческое осиливание мира, какое явили апостолы и отцы церкви. И с этим осознанием традиция приобретала роль питающего истока духовной жизни, способной к творчеству новых форм. С тех пор протекло одно из самых жестоких и разрушительных столетий русской истории - однако и ныне, в пору новых тяжелейших испытаний, традиция продолжает сохранять свои творческие потенции. В сегодняшнем кризисе она может и должна выступать не опорой одной из сил, бесплодно противостоящих друг другу, но частью единого духовного фонда, частью некоего общенационального корня и стержня, к которому, хотят они того или нет, причастны все, кто вырос в России.

Эти рассуждения на злобу дня могут показаться предельно далекими от темы и содержания научного сборника, который я собираюсь здесь представить. Сборник посвящен аскетике и мистике Православия - духовной традиции, созданной полтора тысячелетия назад и существующей в принципиальном удалении от всяческой злобы дня, от борьбы партий, интересов, страстей  от "мира". Само ее имя выражает эту установку: традиция с древности приняла название исихазма, или же священнобезмолвия, от греческого слова "исихия" - уединенный, сосредоточенный, безмолвный покой. Но, по законам диалектики, именно такая духовная сила, несущая достаточный духовный заряд, чтобы утверждать себя совершенно иною миру,  оказывается нужной миру и имеющей на него влияние, которое в критические моменты может быть спасительным. Эта общая закономерность подтверждается тем конкретным идейно-историческим контекстом, в котором стоит исихастская традиция в России. Давно замечено и подчеркивалось многими, что в русской духовной истории эта традиция всегда играла роль сокровенного ядра, влияние и воздействие которого, порой незаметное, но прочное, распостраняется во всех направлениях. Так писал, скажем, Розанов: "Во всем христианстве Россия прошла лишь узкий путь, взяла лишь одну ниточку: -...заветы Сирийского, Египетского и Афонского пустынножительства". Религиозная психология, этические принципы, система ценностей, сам склад религиозного сознания, религиозный тип, - все это в России несет глубокую печать исихизма. И заведомо неверно было бы думать, что эта печать относится к явлениям исчезающей и "отсталой" анархаики. Все десятилетия перед революционным срывом - период активного творческого развития традиции в России, расширения ее влияний и начала ее основательного изучения. Затем, уже в эмиграции, это изучение было интенсивно и плодотворно продолжено в трудах русских богословов - еп. Василия (Кривошеина), о. Георгия Флоровского, В.Н. Лосского, архим. Киприана (Керна), о. Иоанна Мейендорфа и других.

Современная духовная ситуация - уже не только в России, но в мировой культуре  - добавляет новые существенные стороны к актуальности и значению традиции. Господство сциентистской, позитивистской, прогрессистской парадигмы знания пришло к концу. Было обнаружено и осознано, что древние школы духовной практики и мистические традиции, к числу которых принадлежит исихазм, способны открыть современному человеку новые ресурсы в его собственной природе и новые пути осмысления реальности. На Западе открытие этих ресурсов и путей направилось почти исключительно по внехристианскому руслу, сводясь к небывалому интересу - как науки, так и широких кругов - ко всевозможным школам восточной мистики, таким как йога, дзен, даосизм, суфизм. Обращение же к исихастской традиции показывает, что искомое в них новое знание о человеке, обретение человеком новых возможностей контроля над собою и изменения себя, расширение горизонтов его сознания и деятельности, - все это существует от века в недрах самого же христианства и православия. Но нужно творческое усилие, дабы это увидеть и извлечь. Из этой преамбулы уже ясно, какие задачи должен был бы ставить перед собой наш сборник. Пользуясь формулой о. Георгия Флоровского, можно сказать: мы должны осуществить опыт неопатристического синтеза применительно к конкретной сфере исихастской традиции. Оставаясь собою и в своем времени, отвечая на вопросы своей окружающей реальности, мы должны войти в стихию, в живую жизнь традиции, обрести идентичность с нею, достигнув, в известном смысле, актуального смыкания времен. (Конечно, является законным делать различие между всецелой жизнью в традиции и ее исследованием, изучением: но и последнее имеет необходимым условием способность вхождения внутрь и взгляда изнутри). Однако это - идеальная цель, которая в полноте своей заведомо не могла ставиться в наличных условиях. Все долгие десятилетия коммунистического режима как изучение, так и самое существование традиции были почти невозможны в России и сосредотачивались почти исключительно за ее рубежом, в диаспоре. После долгого перерыва исихастские штудии ныне должны начинаться заново - и мы полагали нашей главною целью не столько новые разработки, сколько подготовку основ, широкой исходной базы для будущих исследователей и всех, стремящихся к серьезному вхождению в традицию. Скорей, чем выдвигать новые интерпретации и углубляться в конкретные темы, нам казалось насущным  -  дать всесторонний, систематический свод данных о традиции на современном языке: ввести в ее мир и ее строй, представить ее принципы, понятия, установки, раскрыть ее проблематику и указать, возможно полней, корпус первоисточников и иные материалы.

Однако первым долгом мы считали необходимым обозначить определенную нить преемственности в наших позициях и нашей работе. По этой причине сборник открывается особым мемориальным разделом, посвященным памяти недавно скончавшегося протоиерея Иоанна Мейендорфа (1926-1992). О. Иоанн был видным деятелем Православия в Америке и одним из крупнейших современных исследователей исихазма. Уже в начале своей научной работы, в 1959 году, он впервые опубликовал, с полным академическим аппаратом, центральный текст поздиевизантийского исихазма и всего в целом исихастского богословия - "Триады в защиту священнобезмолвствующих" cв. Григория Паламы. Труды его (за годы жизни он написал и опубликовал около 20 книг и множество статей) составили новый этап в изучении и понимании исихастской традиции - прежде всего, в ее критически важный поздневизантийский период, так наз. Исихастское Возрождение ХIII-ХIV вв. В этот период, в ходе длительной и острой полемики, получившей название исихастских споров, традиция сформировала свою зрелую богословскую основу, в которой центральную роль играли концепции энергии, синергии и обожения. Достигнуто это было, прежде всего, трудами св. Григория Паламы, тщательно разработавшего введенное в классической патристике понятие нетварной Божественной энергии, которая в определенных аспектах, обращенных к твари, отлична от Божественной сущности (Усии). Ключевые элементы богословия энергий Паламы были догматически закреплены Поместным Собором 1351 г.: и все богословское направление, выражающее опыт исихастской аскезы, в дальнейшем получило название паламизма. Труды о. Иоанна Мейендорфа "Введение в изучение св. Григория Паламы" (1959), "Св. Григорий Палама и православная мистика" (1962), "Византийское богословие" (1974) и др. - наиболее современное и капитальное исследование жизни и творчества Паламы, паламитского богословия и всей ассоциированной с ним проблематики. Мемориальный раздел сборника включает публикацию одного из последних выступлений о. Иоанна (лекция и интервью в Минске в июне 1992 г.), краткий очерк его жизненного и творческого пути и библиографию его работ, насчитывающую 129 названий.

Следующий раздел сборника занимает "Аналитический словарь исихастской антропологии", составленный С.С. Хоружим. Это первый опыт подобной работы. Практика исихастской аскезы, ее понятия, этапы, приемы, заложенные в ней представления о человеке и его отношении к Богу, его духовном пути - весь этот обширный материал изложен здесь в форме комплекса словарных статей, построенного в соответствии не с внешним (алфавитным), а внутренним, смысловым порядком. Статьи сгруппированы по разделам, в которых последовательно развертывается опытная и мистическая антропология Православия: Ситуация человека - Установка человека - Праксис - Феория - Эсхатология. Данный состав разделов отражает важнейшее отличие этой антропологии - ее онтологический динамизм. Бытийная судьба человека открыта, и его природа априори не неизменна. Человек стоит в ситуации бытийного выбора - или, точней, он сам воплощает собою бытийный выбор: пребыть в наличной смертной ("падшей") природе или, обратившись к Богу, стяжанием благодати достичь обожения - "превосхождения естества", актуального претворения своей природы в божественную. Последний, второй, полюс этой онтологической альтернативы есть путь подвига, исихастской аскезы, складывающийся из двух больших ступеней. Праксис и Феория. Соответствующие разделы Словаря - основные, именно в них заключены специфически исихастские элементы антропологии.

Праксис - работа человека над множеством своих энергий. Главная часть ее - освобождение от "страстей" - состояний тотальной поглощенности теми или иными частными мирскими целями и предметами. В ходе своем она пролегает от покаяния к бесстрастию и включает в себя, в качестве основных моментов, борьбу против отдельных, конкретных страстей ("невидимая брань"), обретение исихии (термин, давший название всей традиции - см. выше) и, самое существенное, вхождение в определенную школу молитвенного делания, школу непрестанной молитвы, держащейся путем "сведения ума в сердце". Следом за обретением бесстрастия (искоренения страстей), подвижник вступает в сферу Феории, Богообщения, которое от начальных форм молитвенного диалога, "слушания Бога", продвинулось к формам созерцания-соединения. На этих высших стадиях духовного восхождения мистический опыт являет собой специфическое соединение световых созерцаний и личного общения, где и то, и другое - сверхприродного порядка. Этот опыт и есть обожение, однако достигаемое не в полноте, а лишь начатком своим, как залог полноты, имеющей наступить уже в метаисторическом плане, в сфере эсхатологии.

Статьи Словаря посвящаются вышеуказанным категориям исихастского опыта и построены как самосвидетельство традиции: основное содержание каждой категории раскрывается цитатами из первоисточников (корпус А) и поясняется цитатами из современных богословов - интерпретаторов традиции (корпус Б). Следуя древней и прочной установке православной духовности, роль собственных мнений автор стремился свести к минимуму, хотя, разумеется, проводимые в Словаре концептуализирующий взгляд и аналитический подход неизбежно несут определенную авторскую позицию и интерпретацию. Следующий, центральный раздел сборника составляют научные статьи. Их совокупность, надо признать, обладает заметной разношерстностью, за которой стоит не только разнообразие точек зрения, но и определенный дефект, порожденный вышеописанной ситуацией момента: отсутствие научной школы, фундамента общеобязательных методологических правил и общепринятых концептуальных положений. Уже две первые статьи раздела, "Богословие священнобезмолвия" протоиерея Александра Геронимуса и "Материалы к исихастским спорам" В.В. Бибихина, являют собою диаметральную противоположность. Статья протоиерея Александра демонстрирует ритуалистский взгляд на Традицию: все содержание последней для автора отмечено печатью сакральности и божественной истинности, так что позиция исследования и анализа, собственно, неуместна. Возможна лишь благоговейная передача, где на долю разума и свободы автора не остается почти ничего, кроме группировки материала; и мы видим, как текст постоянно тяготеет к тому, чтобы превратиться в простой свод цитат. Напротив, у В.В. Бибихина Традиция предстает, на первом плане, весьма заземленной сферой "церковно-политического и государственного сознания", и решающе важный поздневизантийский ее этап с творчеством св. Григория Паламы имеет своим истоком и определяющим элементом - борьбу партий и интересов, интриги, жестокость и силу как оружие в идейных спорах... Написанный крупнейшим в России специалистом по эпохе и проблематике исихастских споров, как равно и по творениям св. Григория, текст до предела насыщен мыслью и эрудицией - и, может быть, еще дальше предела дискуссионен. Используя известную оппозицию о, Георгия Флоровского, можно сказать, что для первого из наших авторов в Традиции  -  исключительно "Пустыня", которая, по слову поэта, "внемлет Богу", для второго же  -  исключительно "Империя". Воздержимся от выведения морали.

В растворе, обозначаемом этими двумя крайними позициями, ближе к одной или другой из них, располагаются все остальные статьи. Работа Н.Н. Лисового "Преображение Господне: иконография и смысл праздника" - полезный свод данных Писания и Предания, разнообразного иконографического, экзегетического, литургического и эортологического материала, связанного с событием и празднеством Преображения Христова. Преображение - ключевое священное событие для исихастской традиции: созерцание-соединение с Божественным Светом, свершившееся на Фаворе с учениками Христа, Традиция всегда рассматривала как данный в евангельском Откровении архетип, прообраз обожения, обретаемого в подвиге своим начатком и предвосхищением, всецело же - в эсхатологическом исполнении здешнего бытия. Обсуждая различия в иконографии и иных аспектах понимания и почитания Преображения в православии и католичестве, автор вводит в рассмотрение компаративистскую тематику, которая во всех оставшихся трех статьях становится основной. И вновь статьи, оказывающиеся рядом, имеют противоположные тенденции: если Н.Н. Лисовой усилено акцентирует отличия православной духовности от католической, то Н.Л. Мусхелишвили в статье "К проблеме сопоставления Умного делания и системы "Духовных упражнений" Игнатия Лойолы" выдвигает на первый план сближения и параллели. Проблема, рассматриваемая в последней статье, весьма содержательна и уже привлекала внимание исследователей на Западе. Соприкосновения "Духовных упражнений" с православной традицией достаточно глубоки и носят обоюдный характер: имели место и существенные влияния духовной практики Православия на Игнатия Лойолу, и некоторое влияние и распространение "Духовных упражнений" в православной среде; в частности, их греческий перевод был сделан в конце XVIII в. св. Никодимом Святогорцем (и выпущен в свет без имени автора). Н.Л. Мусхелишвили избирает относительно новый аспект: описав содержание и проанализировав структуру системы "Духовных упражнений", он детально прослеживает технику использования в них молитвы Ашта Спей, весьма важной для Лойолы и представляющей собой (как было недавно замечено) сокращенную и ритмизованную адаптацию одного из молитвенных текстов в "Словах подвижнических" св. Исаака Сирина. Две заключительные статьи посвящены более традиционным историко-философским и культурологическим темам. Работа Г.Г. Синицкого "Трактовка человеческого разума в исихастском и схоластическом богословии" весьма отчетливо и подробно сопоставляет решения проблем познания и Богопознания в православной патристике, включая ее паламитский этап, и западной схоластике, Описывая эти решения, автор, однако, не выдвигает собственных идей и подходов: в своем изложении схоластических концепций он целиком следует Э. Жильсону, а в изложении православных - о. Иоанну Мейендорфу и отчасти В.Н. Лосскому. Более самостоятельное освещение получает другая, несколько бегло затрагиваемая, тема статьи: тема об отношении Христианского Востока и Запада к процессам и проблемам Ренессанса, секуляризации, гуманизма, где автор обсуждает идеал православной культуры, не становящейся на путь секуляризации. Наконец, работа Ш.М, Шукурова "Имя и число. О божественном и личностном началах в теологии и иконографии Храма" выводит нас за пределы и православной, и христианской ойкумены, в пространство авраамических религий. Разнообразные сближения исихастской традиции и суфийской мистики делались давно; наиболее явная и изученная параллель имеет место в молитвенной практике, между методом непрестанного творения Иисусовой молитвы и "зикром", непрестанным молитвенным призыванием имени аллаха. Автор же рассматривает компаративистскую проблематику в менее освоенной сфере теменологии, т.е. сакральной символики храма, Анализ суфийской теменологии дает немало интересных, иногда неожиданных для христианского сознания наблюдений. Начав с этой, достаточно необычной стороны, автор постепенно выводит рассматриваемую компаративистскую проблематику к фундаментальным темам личности и обожения.

Сборник завершает раздел, который при любом взгляде на предмет нельзя не признать полезным и нужным: Библиография исихастской традиции, насчитывающая около 1400 названий. Такая работа не имеет прецедентов и образцов, и ее составители, Л.Г. Кришталева и С.С. Хоружий, столкнулись с целым рядом трудностей и проблем - прежде всего в определении хронологических и тематических рамок. Весь материал мы разбили на 5 больших разделов: 1. Исторические основы православного подвига. II. Умное деление. III. Поздневизантийский исихазм и паламизм. IV. Исихазм в России. V. Современный этап традиции. Границей по времени для всех разделов, кроме IV, избран 1936 г. - время появления работы Монаха Василия (Кривошеина) "Аскетическое и богословское учение св. Григория Паламы", положившей начало новому, современному этапу исследования исихазма; в разделе IV естественным и необходимым был учет также русской дореволюционной литературы. Библиография не претендует на строгую полноту, однако, как мы надеемся, содержит основной объем всего существующего материала и дает базу, достаточную для всевозможных рабочих целей.

* * *

Жизнь в подвиге по самой своей природе глубинна и сокровенна. Нет ничего более чуждого Традиции, чем превращать ее в идеологическое орудие, или предмет моды, или объект скороспелых умственных конструкций и деконструкций. Но, чтобы остаться живой и действенной в сегодняшнем мире, она должна быть осмыслена и осознана. Наше сознание, строй наших мыслей и чувств должны суметь приобщиться к ней. И мы верим, что при всех несовершенствах наш труд служит приближению к этой цели.

1. См.об этом наши работы: Трансформации славянофильской идеи в XX веке // Вопросы философии 1994